И, приказав своим слугам накормить посла великолепной мягкой кашей из кокосового ореха и предоставив нянек на время его пребывания, монарх удалился с аудиенции.

– Поскольку я – человек, – выкрикнул презираемый уполномоченный, приподнявшись на цыпочках, – то мой монарший владелец вознегодует от такого оскорбления! Карлик, воистину! Возблагодарите Оро, что я не долговязый гигант! Во мне есть столько же разума, сколько у других, который распределён по их неуклюжим корпусам, но сжат во мне. Я велик в малом! И насколько велик, вы скоро сполна ощутите, презрительный Король Одо!

– Не выступай против нашего короля-хозяина! – прикрикнули слуги.

– И не вам говорить со мной, безголовые наконечники!

И после сказанного, со снисхождением к тому, что он был маленьким, уполномоченному было разрешено отбыть; его оставили в покое, из-за всех его бравад презрев его верительные грамоты и оскорбления.

Узнав о позорном приёме его слуги, раздражительный Белло взорвался гневной бурей, издав и разнеся указ, записанный на одной тысяче раковин, собраться своим воинам на суше и на море.

Но, вспоминая о нём и о военных действиях, которые могли бы последовать, проницательный Медиа решился на мудрую процедуру, чтобы отразить опасность, к которой он был тогда не подготовлен. Со всей поспешностью он послал вздорному королю маленького собственного карлика, кто отплыл к Доминоре в каноэ, жалком и одиноком, таком же, что было у уполномоченного Белло, для получения в подобной же манере тех же самых оскорблений. Эффект от этого мог бы уравновесить баланс оскорблений, по принципу, что данный удар способен будет компенсировать уже полученный.

Однако эти процессы не отсрочили военных действий, поскольку вскоре после случившегося уже ничто не отвратило этих двух королей от втягивания в войну, кроме следующих разумных соображений. Во-первых: Медиа едва ли не боялся того, чтобы быть побитым. Во-вторых: Белло едва ли не боялся завоеваний. Медиа – потому, что у него было мало воинов и оружия; Белло – потому, что его усиление уже было предметом воинственных комментариев среди соседних королей.

Действительно, если старый летописец Плетёная Борода говорил правду, то в Марди жило несколько племён, которые считали этого короля Доминоры вспыльчивым, склочным, жадным старым монархом, неутомимым зачинщиком раздоров и войн, старшим братом королевских дворов наций, постоянно пытающимся помыкать подростками; и хотя его патримониальные доминионы были расположены на севере лагуны, не имелось ни малейшего сомнения среди правителей большинства отдалённых островов, что этот отважный старый тронный всадник немедленно вонзит своё наглое копьё в вопрос, совершенно его не касающийся, и наткнётся на раздражение со всех сторон из-за своего бесплатного вмешательства.

Особенно он был официозен в проблемах Порфиро, соседнего острова, очень большого и известного, чьи многочисленные широкие долины были разделены между многими конкурирующими королями: королём Франко, прекрасным, пламенным джентльменом с волосами как у пуделя, маленького роста, требовательным к своим барабанщикам, очень преданным танцам и славе; королём Ибериа, высоким и величественным всадником, гордым, щедрым, пунктуальным, умеренным в вине, одна рука которого всегда сжимала копьё, а другая, в суеверном уважении, тянулась вверх, к его богам; с конечностями, по всей поверхности испещрёнными клятвами и крестами; королём Лузианной, стройным, с тёмными бровями, время от времени обёрнутым в капризную одежду, ниже которой он теребил что-то, как будто это был кинжал, но, по сути, он был бодрым трубадуром, преданным серенадам и лунному свету; множеством вождей солнечной Латианны, монархами-менестрелями, полными песни и чувств, более усердными в любви, нежели в войне, великолепными бардами свободы, не отдававшими дань, пока они пели; священником-королём Ватиканной, с грудью, отмеченной старинными татуировками, его короной, капюшоном, его подвергнутым коррозии скипетром, качающимися падающими башнями и рушащимися холмами, исполненным суевериями прошлого, искоса наблюдавшим за подозрительным временем, которое пришло; королём Габсабуро, полным, приятным любителем мяса кабана, часто пьющим, в своих лучших капризах, большим любителем комфорта; тридцатью восемью соединёнными королями, вождями, сеньорами и олигархами широких холмов и долин Тутонии, из собранных областей которой ни один не мог бы вырвать своего соседа; серьёзный народ, глубокие мыслители, запойные пьяницы, длинные трубы, длинные головы, чья мудрость выдавала мистические размышления и сношения с дьяволом; королями-соправителями из Зандинавии, выносливыми, скромными горцами с прямыми спинами и сердцами, одетыми в шкуры медведей; королём Ютланда, во многом схожим с Их Величествами из Зандинавии, с морским котиком, увенчивающим его корону бесстрашного моряка его холодных морей; королём Москови, косматым заледенелым Белым медведем из деспотии на севере, наречённым править миллионами акров ледников, владеющим широкими просторами из сугробов и множеством процветающих колоний среди плавучих айсбергов. Непререкаемый в своём правлении, считая его предопределённым метафизически, он приказал, чтобы все его умершие люди оставляли ему свои души, дабы не могли изменять ему после смерти. Весьма утончённым и изысканным в своих имперских вкусах был этот монарх. Чувствуя отвращение к желанию равноправия в статусе у своих подданных, он питал себя мыслями об уничтожении всех, кто был ниже предписанного им стандарта – шести футов как меры длины. Не было счёта бессмертным душам в его фатальных войнах; воспитуемые с давних пор в рабском состоянии, эти души, как по заказу, воспроизводились ежедневно.

Теперь ко всем вышеупомянутым монархам старый Белло зачастую отправлял герольдов, объявляя, например, своё неизменное решение поддерживать претензии одного короля против другого, в нужное время рекомендуя, чтобы Их Безмятежности вместо того, чтобы скрестить копья, касались бутылок. И в этих случаях короли часто отсылали старому Белло его слова назад, рекомендуя тому не беспокоиться об их делах, а проявить внимание к своим собственным, которые, как они намекали, пребывали в печальном состоянии и очень нуждались в реформе.

Предлогом старого воинственного короля для тех или иных подобных процессов было надлежащее урегулирование в Порфиро, для чего он разработал остроумную методику «Равновесия Калабасов», которая, как он неистово клялся, была важна для безопасности различных племён в той стране.

– Но кто позволил вам это решать, король Белло? – кричали возмущённые страны.

– Оро! – кричал вздорный король, потрясая своим копьём. Вдобавок к патерналистскому интересу, с которым Белло вмешивался в проблемы королей Порфиро, согласно нашему летописцу, он также проявлял не меньше интереса к своим самым удалённым островам. Действительно, он почему-то счёл, что богатая страна, населённая людьми, должна считать их варварами, не доросшими до мудрого законодательства и обязанными принять её диктат над ними, дабы те иногда смогли ограждать самих себя от политических неприятностей. И если, осерчав на его поведение, они хватались за свои копья, то их считали мятежниками и относились соответственно. Но, как очень верно заметил старый Мохи, здесь Белло был не одинок, ибо повсюду в Марди все сильные страны, так же как и все сильные люди, любили управлять слабыми. И тем королям, что более всех насмехались над Белло из-за его политической жадности, вполне подошли бы те же самые обвинения. Таким образом, Вивенца, отдалённый остров, время от времени очень громко обвинял Белло в большом государственном бандитизме. Но совершенно угасшими в Вивенце были её коренные жители, племя диких Великих Нимродов и охотников, которые год за годом расселялись дальше и дальше в глушь, пока один из их печальных воинов не сказал, что после непрерывного фронтального удаления его народ оказался у точки безжалостного уничтожения.

Ещё Белло был великим географом, землеустроителем и измерителем морей. Состоящий из земли и воды Марди он всё время исследовал на предмет наличия чудес для своей империи. Он очень любил измерять высоту высоких гор, глубину глубоких рек, ширину широких островов. На самых высоких вершинах внушительных мысов и выступов он любил поднимать свой флаг. Он окружил Марди своими наблюдательными вышками, и далёкий путешественник, проходя дикими скалами в самых отдалённых водах, бывал поражён, слыша барабанную дробь или побудку, исходящую от вездесущего барабана вздорного Белло. Среди ледников Антарктики пронзительные сигналы его горна смешивались